Книга Розова - продолжение Депортации. Действие происходит в той же вселенной. На этот раз действие крутится вокруг наноботов: мировой фармацевтичское лобби ради спасения трилионных прибылей готово пойти на всё: терроризм, военное вторжение, религия, комиссию по этике, масс-медиа. А все потому, что наноботы чрезвычайно эффективны, но компания разработчик вынуждена их продавать только как лекарства для животных. Поскольку клонировать людей запрещено, компания решила сделать ход конем и клонировать эректусов, чтобы на них доказать эффективность лекарственных средств. На протяжении полутора тысяч страниц делается все, чтобы не допустить рождения эректусов. Первая половина скучна, но с середины повествование переключается с суррогатных матерей на военные действия и читается на одном дыхании.Про запреты:
— Вы хоть раз видели христианских или исламских фундаменталистов, идущих на митинг под лозунгом «установите нам социальное пособие»? — спросил судья.
— Нет, — призналась она, после некоторого размышления.
— И никто не видел. Это невозможно. Лидер поднял людей на борьбу с мировым злом. Он не может просить у этого мирового зла денежные подачки. Это бы разрушило всю затею. Так чего он требует?
— Тогда каких-нибудь прав? — предположила она, — ведь дело не только в деньгах.
— Да, — согласился Эрман, — Права это важно. Не так давно наши работающие подростки устроили такую уличную борьбу за избирательные права, что мало не показалось. Но это из той же области. Право избирать это право делить деньги.
— И что? — спросила Берилл, — по ним тоже из автоматов?
— Что вы! — возмутился судья, — Они же просто хотели себе долю социальных благ, что есть предмет нормального торга. Поторговались и договорились. По конструктивному поводу всегда можно договориться. Но с аутло все иначе. Вы видели фундаменталистов, которые бы требовали прав, связанных с обычными социальными благами?
— Ладно, — сказала она, — значит, они не требуют денег, не требуют прав, не требуют каких-то обычных благ. Так чего же они требуют?
Эйнар поудобнее устроился в кресле, и, выразительно подняв палец к потолку, сказал:
— Они как раз требуют и прав, и благ. Только не своих, а ваших. Они хотят, чтобы некие социальные блага были у вас отняты. В этом основа их психологии. Аутло не нужны обычные социальные блага, при его образе жизни они бессмысленны. Зачем трудовые права тому, кто не хочет работать, право на образование тому, кто не хочет учиться, право на неприкосновенность жилища тому, кто предпочитает жить в трущобах, или право на свободу информации тому, кто совершенно не любознателен? Но при этом аутло обидно, что вы, за счет использования этих прав, живете гораздо лучше, чем он. Вот потому-то он хочет лишить вас прав. Тогда и вы окажетесь в трущобах, а ему не будет обидно. Это же элементарно! Посмотрите: все требования аутло начинаются со слова «запретить!». Кому запретить? Да нормальным людям, конечно! Запретить вам жить лучше, чем аутло.
Ну и всякое.
Про трудовую этику:— E topa-topa! — провозгласила она, — Бро, я валяюсь! Ты крут, как бивень мамонта! Ладно, это меня занесло, а все просто. Культура это война за возможность жить по-человечески. В каменном веке воевали с саблезубыми тиграми, которые считали, что человек должен быть их пищей. Саблезубых тигров перебили, но тут расплодились оффи с веберовскими псевдо-мифами, которые еще называют «протестантская трудовая этика». Центральная идея: человек живет, чтобы работать. Работать на оффи, конечно, не на себя же. Человек, работающий лишь столько, сколько надо, чтобы жить, это, по Веберу, аморальный тип.
— По Марксу не так, — напомнил Акела, — Трудовая этика просто занижает цену рабсилы, чтобы перекосить рынок труда в пользу эксплуататоров. А человек, по-любому, продает ровно столько товара-рабсилы, сколько надо чтобы купить ресурсы для жизни.
Про общение с духами:
Когда работы не было, она шла на берег, и подолгу сидела там, разговаривая с мужем и детьми. Это продолжалось еще несколько недель. Утафоа понимали часть того, что она говорит, и догадывались, что она говорит с умершими. Европейцы сочли бы Жазмину сумасшедшей, но для утафоа общение с духами умерших предков было в порядке вещей. Они немного удивлялись, что молодая женщина тратит на это так много времени, но они рассуждали в том смысле, что у нее могут быть к тому веские причины, и им даже в голову не приходило мешать ей.
Про первого ребенка:
— Да, в учебнике. Там в разделе «эволюция человека» есть не вполне проверенная теория оптимальной социализации. Разница 7 лет между половым и экономическим взрослением, объяснена биосоциальной эволюцией: мол, первого ребенка лучше заводить, как можно раньше, и спихивать старшему поколению. Молодежь в восторге, а старшие поставлены перед фактом: вот вам потомство, возитесь, а у нас есть более интересные занятия.
Киплинг:
На «ты» Кортвуд и Соарош перешли на полпути до Тероа. Когда двое понимают друг друга с полуслова, все церемонии летят к черту сами собой. «There is neither East nor West, Border, nor Breed, nor Birth, When two strong men stand face to face, tho’ they come from the ends of the earth!», как писал Киплинг еще в позапрошлом веке, в знаменитой балладе о Востоке и Западе. Наверное, Киплингу бы понравилась эта картина: двое, родившиеся в противоположных точках планеты, а сейчас летящие над величайшим океаном, хлебая кофе из одной кружки (прилагаемой к термосу в качестве крышки). There is neither East nor West. Земля вообще круглая, как доказал Эратосфен еще 2500 лет назад.
Про режим дня:
Роллинг старался соблюдать режим дня. Он вставал в 6:30 ровно и приветствовал всех, кто мог его слышать, фразой: «Блядь! Как я люблю эту, в жопу гребаную, вселенную!». Затем четверть часа на физподготовку, завтрак и последовательное занятие всем, чем он считал нужным заняться. К этим занятиям относились: служба, чтение профессиональной периодики, рыбалка, обед в компании, и женщины. Сексом Роллинг обычно занимался в вечернее время суток, потому что «надо соблюдать биоритмы». В 21:00 Роллинг ужинал, в 22:00 — еще четверть часа физподготовки, а в 23:00 он ложился спать со словами: «Блядь! Это был не самый херовый день в моей гребаной жизни!» (если он ложился спать не один, текст все равно был тот же самый). Как-то раз Тино спросил: «Ирвин, а какой у тебя был самый херовый день?». Старлей похлопал его по плечу и очень серьезно ответил: «Самый херовый день, юнга, это тот, после которого ты уже ничего не скажешь». К тому времени Тино Кабреро действительно уже был включен юнгой в команду «Аувири»…
Про демократию:
— Этого никто не знает наверняка, — возразил он, — или, думаешь, когда кто-то с кем-то договаривался, журналисты там свечку держали? И, между прочим, Черчилль правильно сказал: «Демократия — худшая система правления, если не считать все остальные».
Она несколько раз кивнула головой и спросила:
— Это вас в школе сержантов морской пехоты учили, что Черчилль так сказал?
— Да, ну и что? Думаешь, все, чему нас учили, это…
— Это искажено в главном, — перебила Джули, — было сказано так: «Демократия — худшая форма правления, если не считать все остальные, которые время от времени подвергаются проверке». Дельная мысль, но ее урезали и превратили в священную догму, принимаемую без проверки. А проверка нужна, потому что в XXI веке кто попало стал называть себя демократией. Арабский шейх, диктатор в десятом поколении. Африканский царек, котрый только вчера слез с пальмы и до сих пор жрет человечину. Президент США. Команданте Никарагуа. Координатор Меганезии. Все говорят: «у нас демократия».
Про совпадения:
Прикиньте, бывают такие совпадения, а?
Возникла некоторая пауза, после которой док Рау уверенно сказал.
— Это не совпадение. Это Паоро. Эхо судьбы.
